Почти уже перестав дышать, я подлетел к ее дому. На часах было без семнадцати — я опоздал на три минуты. Но если бы она вышла ровно без двадцати — я бы еще мог видеть ее на первом отрезке пути, до поворота на Баррикад... Но ее не было.
И вообще, на улице было как-то пусто. Я посмотрел на часы еще раз. Ну да, без... уже без шестнадцати. Без шестнадцати — и тут я обалдел — без шестнадцати семь. Было без шестнадцати семь. Я просто проснулся в половине седьмого.
Потихоньку возвращалось дыхание. Сердце еще стучало, но уже как-то поспокойнее. Я стоял без четверти семь посреди спящих домов в Рабочем предместье предновогодним субботним утром на собачьем холоде. Все нормальные люди, включая мою красавицу, мирно спали в тепле. Мне было смешно и холодно (кажется, я забыл надеть свитер). Все было немного как во сне, как будто я еще не проснулся до конца.
Куда я так несся, что где горело? Почему, собираясь как на войну, я даже не взглянул на часы? Мне бы хотелось сейчас, чтобы я — тогдашний — задавал бы себе тогдашнему эти разумные вопросы. Но тогда я, конечно, думал о другом. А нельзя ли как-то пробраться к ней туда, через форточку? — напряженно думал я, восстанавливая дыхание... Но нет, конечно, этот тулуп, унты... а, может, открыть окно? А если проснутся родаки, что, сигать обратно? Вопросы, занимавшие меня тогда, был совсем, совсем другие...
Я развернулся и пошел домой через Ушаковку. Было уже немного светло, совсем немного.
Обратно я шел медленнее, чем обычно, хотя и мерз дорогой. Надо было надеть свитер.