ПУЛЬС· 12 ИЮЛЯ 2018
Ничего необычного: керамические мастер-классы в колонии
Это совершенно обычная история о том, как одна девочка с открытым сердцем, умелыми руками и неустанной тягой к новому провела мастер-классы по керамике в колонии.
ТЕКСТ: ОЛЬГА МИХАЛЕВСКАЯ 7.12.2017 ФОТОГРАФИИ: ГАЛЕРЯ DIAS
ТЕКСТ: ОЛЬГА МИХАЛЕВСКАЯ 7.12.2017 ФОТОГРАФИИ: ГАЛЕРЯ DIAS
А, это та девочка,которая не получилась?
А вы фильтруете информацию для своих родных? Чего глаз не видит, то сердце не тревожит. Мои родные никогда не знали,что в моей голове, что на сердце. И я поняла, что мне так жить намного проще. Я тихонечко все переварю и проживу, и не будет никаких разговоров, волнений, расспросов, или, в особо тяжких случаях, выноса мозгов, обид и побоев. За почти 30 лет я думала, что овладела этим искусством в совершенстве. Родные поняли, что ждать от меня стандартного женского поведения и понятных интересов не стоит. И проходится мириться с тем, что уж родилось и выросло. Я подшучиваю периодически с родителями: «А, это та, младшая девочка, которая не получилась?». На что папа ржет, а мама обижается или даже начинает плакать. Но рассказ мой не об этом.
Месяц назад мне позвонила сотрудница галереи Dias и предложила поучаствовать в социальном проекте галереи «Наедине с искусством», который направлен на социальную адаптацию и просвещение лиц, отбывающих наказание в колониях Иркутской области. Проводить мастер-классы у заключенных. Мысль об этом опыте меня неистово качала. Не было ни малейшего сомнения в том, что это то самое. Что я смогу. Что это естественно, как дышать. А мое наблюдение, что с заурядными людьми мне общаться все скучнее и скучнее, и мир меня выдавливает из себя, как пробку, утвердило мое намерение и истинность этого намерения.
Месяц назад мне позвонила сотрудница галереи Dias и предложила поучаствовать в социальном проекте галереи «Наедине с искусством», который направлен на социальную адаптацию и просвещение лиц, отбывающих наказание в колониях Иркутской области. Проводить мастер-классы у заключенных. Мысль об этом опыте меня неистово качала. Не было ни малейшего сомнения в том, что это то самое. Что я смогу. Что это естественно, как дышать. А мое наблюдение, что с заурядными людьми мне общаться все скучнее и скучнее, и мир меня выдавливает из себя, как пробку, утвердило мое намерение и истинность этого намерения.
Собрали все страшилки мира: наркотиков дадут, влюбишься, сядут на шею, да они такие актеры и все врут, потом передачки будешь носить...
Я помню, как моя мама с благоговением рассказывала, что ее духовник отец Иаков ездил по колониям, все эти истории, эта двоякость самого этого действа... Я и представить не могла, что мама не примет мою идею. То есть если ты мудрый молодой священник, то тебе можно, а если ты маленькая, глупая девочка, но неплохо шутишь и владеешь гончарным ремеслом, то тебе нельзя, чем ты хуже? Далее пошло непонимание от отца. От бабушки и дедушки... хотя я помню у деда даже несколько книг по тюремному жаргону есть. Мне выносили мозги весь вечер. Собрали все страшилки мира: наркотиков дадут, влюбишься, сядут на шею, да они такие актеры и все врут, потом передачки будешь носить; куда ты поедешь, одна, в тюрьму, да ты же девочка, обидят, это не женское дело, да ты жизни не знаешь, это не игрушки, это отбросы общества, о чем с ними разговаривать, куда тебя тянет в эту чернуху, давай еще к психам сходи, с ними поговори... «И ПОГОВОРЮ!» — было моим ответом.
«Ты едешь потому что согласилась и не можешь отказаться?» — спросил отец. Мне казалось, что за восемь месяцев уроков в интернате и моих горящих глаз и миллиона рассказов, я доказала, что я делаю это по любви, а не из-под палки. Да, аудитория радикально другая, недостойная ни внимания, ни сострадания к себе. Но есть одно махонькое «но». В случае со слепыми ребятами, я это делала не только для них. Я это делала и для себя тоже. Отследить свои реакции, умение общаться, держать авторитет, прокачать умение объяснять в непривычном, «слепом» режиме. И стать другом. Растянуть свою душу до размеров Вселенной, допустив, что все, о чем говорит ближний — это правда и истина в его голове. Помочь ему справиться со своими тараканами, потому что у меня есть тапок. Тапок не упал с небес, тапок формировался и зрел долго-долго. У меня в голове — готовая книга с ответами на любой вопрос. А в руках — идеальный материал, который гипнотизирует и ты сам не поймёшь, как расслабишься. Остынешь. И перестанешь бояться. Или стрессовать. Ты спросишь — откуда ты знаешь, что это истина? А я отвечу — я не знаю, но я вижу, как это знание помогает людям. Слепые дети не врут. Они мне все подтвердили не раз. Так какая разница?
«Ты едешь потому что согласилась и не можешь отказаться?» — спросил отец. Мне казалось, что за восемь месяцев уроков в интернате и моих горящих глаз и миллиона рассказов, я доказала, что я делаю это по любви, а не из-под палки. Да, аудитория радикально другая, недостойная ни внимания, ни сострадания к себе. Но есть одно махонькое «но». В случае со слепыми ребятами, я это делала не только для них. Я это делала и для себя тоже. Отследить свои реакции, умение общаться, держать авторитет, прокачать умение объяснять в непривычном, «слепом» режиме. И стать другом. Растянуть свою душу до размеров Вселенной, допустив, что все, о чем говорит ближний — это правда и истина в его голове. Помочь ему справиться со своими тараканами, потому что у меня есть тапок. Тапок не упал с небес, тапок формировался и зрел долго-долго. У меня в голове — готовая книга с ответами на любой вопрос. А в руках — идеальный материал, который гипнотизирует и ты сам не поймёшь, как расслабишься. Остынешь. И перестанешь бояться. Или стрессовать. Ты спросишь — откуда ты знаешь, что это истина? А я отвечу — я не знаю, но я вижу, как это знание помогает людям. Слепые дети не врут. Они мне все подтвердили не раз. Так какая разница?
«А вот и первые зэки»
Рано утром 12 июня мы поехали из Иркутска в Ангарск, в исправительную колонию особого режима № 7, что за АНХК. Сотрудница галереи Dias сказала: «Едем к мужчинам: убийцам, ворам в крупных размерах, в общем, сразу в самую жесть». «Отлично, мне подходит».
Мы вышли из машины и начались первые фейские проблемы: я не взяла паспорт. Тешу себя надеждой, что это все потому, что мне об этом не сказали, так бы я взяла. Первые смотрители, первые зэки из поселения. Было жарко, я была в майке, ребята смотрели на мои руки, я здоровалась, улыбалась и шла дальше. В кабинете смотрителей я переоделась в фартук, перекусила, стою готовая. А мне говорят: «Кофточку накиньте». Эээ... я специально оделась максимально нейтрально: широкие льняные штаны, майка без вырезов, длинный фартук, макияж неприметной мыши тоже был при мне. Напомню, что к слабовидящим ребятишкам я всегда иду при параде: с глазами, стрелками, губами, парфюмом. Чтоб они меня видели и чувствовали по запаху. «Татуировки надо закрыть», был следующий комментарий. Я, разумеется, взяла свою робу, свой костюм мешка, но он был такой грязный и в нем всегда так жарко! А сегодня пекло +30. Я пошла переодеваться, но решила пошутить и запрыгала и захлопала в ладоши: «Господи, неужели наконец первые проблемы с татуировочками!?», на что надзиратель поулыбался и обстановка вновь разрядилась.
Мы вышли из машины и начались первые фейские проблемы: я не взяла паспорт. Тешу себя надеждой, что это все потому, что мне об этом не сказали, так бы я взяла. Первые смотрители, первые зэки из поселения. Было жарко, я была в майке, ребята смотрели на мои руки, я здоровалась, улыбалась и шла дальше. В кабинете смотрителей я переоделась в фартук, перекусила, стою готовая. А мне говорят: «Кофточку накиньте». Эээ... я специально оделась максимально нейтрально: широкие льняные штаны, майка без вырезов, длинный фартук, макияж неприметной мыши тоже был при мне. Напомню, что к слабовидящим ребятишкам я всегда иду при параде: с глазами, стрелками, губами, парфюмом. Чтоб они меня видели и чувствовали по запаху. «Татуировки надо закрыть», был следующий комментарий. Я, разумеется, взяла свою робу, свой костюм мешка, но он был такой грязный и в нем всегда так жарко! А сегодня пекло +30. Я пошла переодеваться, но решила пошутить и запрыгала и захлопала в ладоши: «Господи, неужели наконец первые проблемы с татуировочками!?», на что надзиратель поулыбался и обстановка вновь разрядилась.
На бумаге был описан весь инвентарь, что мы проносим на зону: фотоаппарат, глина, гончарный круг, инструменты. Я застегнулась на все пуговицы, и мы пошли.
Дверь открывается, ты заходишь, дверь закрывается, ты открываешь вторую дверь. Только так. Везде пропускные пункты и досмотры, рамки... на досмотре стоял смотритель, и это был самый неприятный, липкий, оценивающий взгляд в моей жизни, какой я когда-либо ловила себя. Я ментально выставила перед собой непробиваемый кокон. Потому что могу. Ибо не хватало еще, чтобы какой-то встречный, с яйцами, размером со Вселенную (по его мнению), откусил от меня кусок моего энергопирога, который я несу не ему.
Мне выдали брелок с тревожной кнопкой: «ДЕРЖИ ЕЕ В РУКЕ».
«Ха-ха, очень она мне поможет, когда я буду лепить»
Я прошла на зону.
Шли мимо ребят, у кого, видимо, был выходной: они играли в волейбол, обнаженные по пояс, с татуировками. Солнце палило и вся эта обстановка моментально погрузила меня в многочисленные фильмы про тюрьмы... «А ВОТ И ПЕРВЫЕ ЗЭКИ» — прозвучал контекстный комментарий. Двое мужчин в черной закрытой форме и шапочках с козырьком шли по узкой тропинке прямо к нам. Обычные с виду, но каких-то «слишком шелковые» что ли. Они взяли гончарный круг и вдвоем его понесли в здание. Глядя на их спины, я отметила, почему они в черной закрытой форме в +30 градусов?. «ДИСЦИПЛИНА».
Дверь открывается, ты заходишь, дверь закрывается, ты открываешь вторую дверь. Только так. Везде пропускные пункты и досмотры, рамки... на досмотре стоял смотритель, и это был самый неприятный, липкий, оценивающий взгляд в моей жизни, какой я когда-либо ловила себя. Я ментально выставила перед собой непробиваемый кокон. Потому что могу. Ибо не хватало еще, чтобы какой-то встречный, с яйцами, размером со Вселенную (по его мнению), откусил от меня кусок моего энергопирога, который я несу не ему.
Мне выдали брелок с тревожной кнопкой: «ДЕРЖИ ЕЕ В РУКЕ».
«Ха-ха, очень она мне поможет, когда я буду лепить»
Я прошла на зону.
Шли мимо ребят, у кого, видимо, был выходной: они играли в волейбол, обнаженные по пояс, с татуировками. Солнце палило и вся эта обстановка моментально погрузила меня в многочисленные фильмы про тюрьмы... «А ВОТ И ПЕРВЫЕ ЗЭКИ» — прозвучал контекстный комментарий. Двое мужчин в черной закрытой форме и шапочках с козырьком шли по узкой тропинке прямо к нам. Обычные с виду, но каких-то «слишком шелковые» что ли. Они взяли гончарный круг и вдвоем его понесли в здание. Глядя на их спины, я отметила, почему они в черной закрытой форме в +30 градусов?. «ДИСЦИПЛИНА».
— Надо же, какой мальчик талантливый!
— Ну да, и сидеть ему еще лет 20. За убийство...
— Ну да, и сидеть ему еще лет 20. За убийство...
Я приближалась к казарме и пыталась отследить, КОГДА ЖЕ МНЕ СТАНЕТ СТРАШНО? КОГДА? Но внутри меня был абсолютный штиль. Там было как будто стерильное пространство. Энергетически. Все эти люди в черном были как бесполые, опустошенные, выпотрошенные как личности, просто оболочки. Одинаковые специфические выражения лиц, стрижки, черная форма, бирки с именем. Я распаковывала круг и ощущала на себе 15 взглядов. Но они стекали с меня, как с гуся вода. Эти взгляды даже не считывались, как взгляды мужчин. Они просто смотрели, как из чащи леса. Все расселись по аудитории. Я начала свой непринужденный монолог о себе. «ЗДРАВСТВУЙТЕ! МЕНЯ ЗОВУТ ОЛЯ»
«ЗДРАВСТВУЙТЕ, А МЕНЯ ПЕТЯ!» — вылетело откуда-то из толпы. Первая шуточка и не от меня?! Неплохо. Я рассмеялась и увидела,что один заключенный тоже уже поменял свое выражение лица на улыбку и так и просидел до конца демо-лекции.
«ЗДРАВСТВУЙТЕ, А МЕНЯ ПЕТЯ!» — вылетело откуда-то из толпы. Первая шуточка и не от меня?! Неплохо. Я рассмеялась и увидела,что один заключенный тоже уже поменял свое выражение лица на улыбку и так и просидел до конца демо-лекции.
Я комментировала каждый свой шаг при работе с глиной, задавая наводящие вопросы, а они задавали свои. Среди толпы был один особо заинтересованный и активный молодой мужчина. Вадим. У него за время срока открылся талант к масляной живописи. Он весь урок спрашивал меня про все это художественное, и я поняла, что ему там даже не с кем это обсудить! У них нет ни телефонов, ни интернетов... позже, увидев его картину, я сказала: «Надо же, какой мальчик талантливый!»
«Ну да, и сидеть ему еще лет 20. За убийство» — ответил надзиратель. И в голове просто «ТЫДЫЩ». 20 лет!
«Один у нас сидит с 97 года, еще с подростковой колонии» — еще один хлесткий комментарий суровой истины от надзирателя. Я вдруг осознала, что самое страшное — это не лишение свободы. А остановка в развитии. Сознание заключенного застряло где-то там, в разваленном СССР, в теле отмороженного подростка, скорее всего не с небес упавшего сразу таким плохим, а просто ставшего результатом, продуктом накопленного опыта. Семьи ли, рода ли, кармы ли... а ведь эти все люди когда-нибудь выйдут на свободу и что тогда? Мир изменился на 360, они искупят свою вину и им не будет места в обществе. И вообще, как можно искупить свою вину, без внутреннего духовного роста? Без полного, глубинного понимания содеянного, без обнажения своих эгоистичных доводов и причин, оправданий? Многие сидят по несколько раз. Ни это ли показатель, что одной только дисциплиной не исправить человека? Да и не в исправлении дело. А в осознанности. Это как ходить в церковь и бесконечно каяться в одном и том же. Не надоело? Это как болеть одним и тем же, глотая таблетки. Нравится тебе? ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ УСТРАНЕНИЕ СИМПТОМОВ. Вся эта дисциплина, бесконечные маты надзирателей, унижение делают из осужденных людей ЗАМЕРШИХ ДУХОВНЫХ ЭМБРИОНОВ, которых дрессируют посредством страха, как животных. И даже тот факт, что у каждого из них полный набор жестких свершений, не дает нам права их судить. Их уже осудило государство, они огребают за содеянное по полной. И некоторым из них огребать добрую их часть жизни... и тюрьма их выплюнет в мир однажды.
«Ну да, и сидеть ему еще лет 20. За убийство» — ответил надзиратель. И в голове просто «ТЫДЫЩ». 20 лет!
«Один у нас сидит с 97 года, еще с подростковой колонии» — еще один хлесткий комментарий суровой истины от надзирателя. Я вдруг осознала, что самое страшное — это не лишение свободы. А остановка в развитии. Сознание заключенного застряло где-то там, в разваленном СССР, в теле отмороженного подростка, скорее всего не с небес упавшего сразу таким плохим, а просто ставшего результатом, продуктом накопленного опыта. Семьи ли, рода ли, кармы ли... а ведь эти все люди когда-нибудь выйдут на свободу и что тогда? Мир изменился на 360, они искупят свою вину и им не будет места в обществе. И вообще, как можно искупить свою вину, без внутреннего духовного роста? Без полного, глубинного понимания содеянного, без обнажения своих эгоистичных доводов и причин, оправданий? Многие сидят по несколько раз. Ни это ли показатель, что одной только дисциплиной не исправить человека? Да и не в исправлении дело. А в осознанности. Это как ходить в церковь и бесконечно каяться в одном и том же. Не надоело? Это как болеть одним и тем же, глотая таблетки. Нравится тебе? ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ УСТРАНЕНИЕ СИМПТОМОВ. Вся эта дисциплина, бесконечные маты надзирателей, унижение делают из осужденных людей ЗАМЕРШИХ ДУХОВНЫХ ЭМБРИОНОВ, которых дрессируют посредством страха, как животных. И даже тот факт, что у каждого из них полный набор жестких свершений, не дает нам права их судить. Их уже осудило государство, они огребают за содеянное по полной. И некоторым из них огребать добрую их часть жизни... и тюрьма их выплюнет в мир однажды.
«А может вы и сами останетесь?»
Вернемся в аудиторию, где стоит 20 человек в черном, я за гончарным кругом, охрана и девушка из Dias с фотоаппаратом.
После центровки глины, после озвучивания главных принципов работы за кругом, я спросила, какую вазу мне слепить? «Кувшин слепи!».
Я, как обычно, много жестикулировала и у меня увидели мою тату на сгибе локтя на правой руке. «А разогни руку вот так» — в толпе я нашла мужчину, который с интересом, но и с каким-то вызовом, смотрел на меня. В его рту не хватало зубов, хотя он был еще довольно молод. И лицо его было неприятное. Меня предупредили перед мастер-классом, что любые вопросы не по теме надо гасить. И я сама понимала, что где-где, а вот тут точно надо отстаивать свои границы, держать авторитет и не вестись на провокации. Сама моя половая принадлежность могла спровоцировать попытку вывести меня в смятение, манипулировать мной даже в такой мелочи, как разогнуть руку. Я же понимала, что допустить этого никак нельзя. Я туда пришла не девушкой. Я пришла человеком.
После центровки глины, после озвучивания главных принципов работы за кругом, я спросила, какую вазу мне слепить? «Кувшин слепи!».
Я, как обычно, много жестикулировала и у меня увидели мою тату на сгибе локтя на правой руке. «А разогни руку вот так» — в толпе я нашла мужчину, который с интересом, но и с каким-то вызовом, смотрел на меня. В его рту не хватало зубов, хотя он был еще довольно молод. И лицо его было неприятное. Меня предупредили перед мастер-классом, что любые вопросы не по теме надо гасить. И я сама понимала, что где-где, а вот тут точно надо отстаивать свои границы, держать авторитет и не вестись на провокации. Сама моя половая принадлежность могла спровоцировать попытку вывести меня в смятение, манипулировать мной даже в такой мелочи, как разогнуть руку. Я же понимала, что допустить этого никак нельзя. Я туда пришла не девушкой. Я пришла человеком.
В интернате у слепых тоже были эпизоды провокаций, но там дети — чистые ангелы, и все,что меня бесконечно беспокоило — это отбросить их неловким словом, когда они стали мне открываться, рассказывая самое сокровенное... но и этому я научилась. Чтобы человеку стало легче, ты должен быть ему другом. Но тут ситуация была полностью полярная, все эти люди — далеко не ангелы, и что у них в головах — один Бог знает. Ведь человек, полностью осознающий свою голову — не убьет и не украдет. У него просто нет этих низких, разрушающих программ и интересов.
Более того, он и себя не травмирует, ибо отследит все свои реакции на происходящее и нивелирует их максимально этичным способом. Из чего следует, что осознанности в большинстве моих сегодняшних зрителей было не особо много. Но букет реакций на отказы вшит во всех нас, а чем ниже человек по сознанию, тем проще задеть его Эго, а я здесь не за этим. Мне незачем выяснять личные отношения. Мне надо стать дрУгом в совершенно другОм понимании этого слова. Настоящему другу от тебя ничего не надо. Мне от них ничего не надо. А если и надо — это ЧТО-ТО не исчисляется, не измеряется, это просто ЕСТЬ. Это есть в моменте, оно не долгосрочное, но единственно верное. Оно читается в глазах. Это ПУТЬ ДОМОЙ. С другом ты становишься САМИМ СОБОЙ. ИСТИННЫМ. С другом ты будешь шутить и говорить, что думаешь. Но потом... В какой-то момент в тебе с самого твоего дна может неожиданно всплыть такой пласт гнилого ила, что ты даже не подозревал. И ты проговоришь это. Увидишь его. И голос задрожит и слезы хлынут из глаз. Ибо перед другом можно поплакать. И зловонный ил рассеется. Навсегда. Вообще, когда есть знание об уровнях сознания, жить становится намного проще. Приходит понимание обо всем и всех. И ты по умолчанию становишься всепонимающим существом. Всегда осознающим, что ты говоришь. Кому ты говоришь. И для чего ты говоришь. И в данном случае, ты говоришь ДЛЯ БЛИЖНИХ. Потому что ДЛЯ ТЕБЯ будут говорить они. В ответ. Именно об этом я и собираюсь написать книгу.
На запрос про «разогни руку» я ответила лаконичным словом «потом» и улыбнулась, взглядом задвигая провокатора на его место. И смягчила свое действие:
— Цветок у меня там
— О, у меня тоже цветок на спине!
И все счастливы.
Более того, он и себя не травмирует, ибо отследит все свои реакции на происходящее и нивелирует их максимально этичным способом. Из чего следует, что осознанности в большинстве моих сегодняшних зрителей было не особо много. Но букет реакций на отказы вшит во всех нас, а чем ниже человек по сознанию, тем проще задеть его Эго, а я здесь не за этим. Мне незачем выяснять личные отношения. Мне надо стать дрУгом в совершенно другОм понимании этого слова. Настоящему другу от тебя ничего не надо. Мне от них ничего не надо. А если и надо — это ЧТО-ТО не исчисляется, не измеряется, это просто ЕСТЬ. Это есть в моменте, оно не долгосрочное, но единственно верное. Оно читается в глазах. Это ПУТЬ ДОМОЙ. С другом ты становишься САМИМ СОБОЙ. ИСТИННЫМ. С другом ты будешь шутить и говорить, что думаешь. Но потом... В какой-то момент в тебе с самого твоего дна может неожиданно всплыть такой пласт гнилого ила, что ты даже не подозревал. И ты проговоришь это. Увидишь его. И голос задрожит и слезы хлынут из глаз. Ибо перед другом можно поплакать. И зловонный ил рассеется. Навсегда. Вообще, когда есть знание об уровнях сознания, жить становится намного проще. Приходит понимание обо всем и всех. И ты по умолчанию становишься всепонимающим существом. Всегда осознающим, что ты говоришь. Кому ты говоришь. И для чего ты говоришь. И в данном случае, ты говоришь ДЛЯ БЛИЖНИХ. Потому что ДЛЯ ТЕБЯ будут говорить они. В ответ. Именно об этом я и собираюсь написать книгу.
На запрос про «разогни руку» я ответила лаконичным словом «потом» и улыбнулась, взглядом задвигая провокатора на его место. И смягчила свое действие:
— Цветок у меня там
— О, у меня тоже цветок на спине!
И все счастливы.
Свои уроки я иногда называю «дельфинотерапия». Потому что работа с глиной- это поистине магия, которая тебя окутает, пройдет насквозь и через руки и глаза высосет спиралью все твои душевные невзгоды. Работаешь ли ты сам, либо просто смотришь на профессионала своего дела. Когда в Питере я смотрела, как работает Эрик, мир вокруг исчезал и оставалась только эта вращающаяся, расширяющаяся Белая Вселенная в его смуглых руках. Я — зритель искушенный, и мне подавай профессионалов мирового масштаба, но для осужденных сгодилась бы и я. И я пришла.
Я крутила второй сосуд. Разумеется,это была бутылка. Я даже резьбу на нее нанесла для пущей идентичности.
— А вы гончарный круг оставите?»
— Гончарный круг будет на пропускной. Вам доступа не будет. Не положено, — ответил смотритель.
— А вазы, вазы оставите?, — спросил Вадим.
— Вазы оставлю, — ответила я.
— Может вы и сами останетесь???
Все посмеялись, я отшутилась.
Мне удалось словить и намотать их блуждающее внимание на гончарный круг, все неотрывно смотрели за моей работой, Вадим все время подсказывал мне, что «вон там царапина, а вон там кусочек прилип», начали спрашивать про глину, про технологию, а затем и про меня саму. Как я к этому пришла, реально ли этим зарабатывать. Я отвечала на все честно, как есть. И сказала главную свою мысль: если бы наступил конец света, а у меня остался гончарный круг и глина — я б вообще не парилась. Потому что время останавливается.
Я крутила второй сосуд. Разумеется,это была бутылка. Я даже резьбу на нее нанесла для пущей идентичности.
— А вы гончарный круг оставите?»
— Гончарный круг будет на пропускной. Вам доступа не будет. Не положено, — ответил смотритель.
— А вазы, вазы оставите?, — спросил Вадим.
— Вазы оставлю, — ответила я.
— Может вы и сами останетесь???
Все посмеялись, я отшутилась.
Мне удалось словить и намотать их блуждающее внимание на гончарный круг, все неотрывно смотрели за моей работой, Вадим все время подсказывал мне, что «вон там царапина, а вон там кусочек прилип», начали спрашивать про глину, про технологию, а затем и про меня саму. Как я к этому пришла, реально ли этим зарабатывать. Я отвечала на все честно, как есть. И сказала главную свою мысль: если бы наступил конец света, а у меня остался гончарный круг и глина — я б вообще не парилась. Потому что время останавливается.
Мы попрощались и я пошла обратно, слой за слоем, через решетки и замки пробираясь в Мир свободных людей.
— Я могу собрать такой запросто! — мужчина со сморщенным лицом подсел ближе ко мне. В его глазах читался интерес. Похоже, что он мастер и действительно мог бы собрать себе машину для работы.
— ТАК СОБЕРИТЕ! Вы не представляете,что это. А тут главное сидеть и учиться, учиться.
— Потом будем вам вазы крутить!
У меня в голове нарисовалась картинка из Игры престолов, как я, Дейнерис неопалимая и вокруг меня освобожденные рабы.
— Давайте вы сделаете все возможное, что требуется от вас, а я — от себя: вы научитесь гончарить, а я пока завоюю мир.
Мы посмеялись, мне помогли помыть и упаковать круг.
Люди с дальних парт начали уходить, те, кто сидел ближе не расходились. Задавали вопросы, когда я приеду и можно ли будет попробовать.
— Я приеду.
Мы попрощались и я пошла обратно, слой за слоем, через решетки и замки пробираясь в Мир свободных людей.
Далее был путь в Иркутск, душный автобус, разговоры о человеческих судьбах, планы поездки в женские и подростковые колонии... в душном автобусе ехала голова 29 лет, пропущенная через мясорубку. Феномен того, что там я себя ощущала прекрасно, догнал меня позже: чувствовала себя я по прежнему прекрасно, но сознание мое застряло в текстурах решеток и проволоки. Как от многочасового перелета, я слетала в параллельный Мир, сама того не осознавая. И Осознание, понимая, как оно важно для меня, милостиво, с ложки начало кормить меня выводами, философией, и новым блюдом — моими черными, безликими цветами.
— ТАК СОБЕРИТЕ! Вы не представляете,что это. А тут главное сидеть и учиться, учиться.
— Потом будем вам вазы крутить!
У меня в голове нарисовалась картинка из Игры престолов, как я, Дейнерис неопалимая и вокруг меня освобожденные рабы.
— Давайте вы сделаете все возможное, что требуется от вас, а я — от себя: вы научитесь гончарить, а я пока завоюю мир.
Мы посмеялись, мне помогли помыть и упаковать круг.
Люди с дальних парт начали уходить, те, кто сидел ближе не расходились. Задавали вопросы, когда я приеду и можно ли будет попробовать.
— Я приеду.
Мы попрощались и я пошла обратно, слой за слоем, через решетки и замки пробираясь в Мир свободных людей.
Далее был путь в Иркутск, душный автобус, разговоры о человеческих судьбах, планы поездки в женские и подростковые колонии... в душном автобусе ехала голова 29 лет, пропущенная через мясорубку. Феномен того, что там я себя ощущала прекрасно, догнал меня позже: чувствовала себя я по прежнему прекрасно, но сознание мое застряло в текстурах решеток и проволоки. Как от многочасового перелета, я слетала в параллельный Мир, сама того не осознавая. И Осознание, понимая, как оно важно для меня, милостиво, с ложки начало кормить меня выводами, философией, и новым блюдом — моими черными, безликими цветами.
«А вы в тюрьме сидели, да?»
Прошла неделя. Моя тюремная тема продолжается. Родители уже не бьют панику, а я накануне почти не сплю, потому что меня колбасит от того, что за деятельность я сейчас вершу. Вчера провела практический мастер-класс у заключенных. Я уже делала классы у слепых, когда ты ведешь их голосом и прикосновением. Здесь же прикасаться нельзя, все надо объяснить силой слова и точным комментированием своих действий. Я немного пометалась в кабинете смотрителей, обдумывая как?! Ибо я уже так привыкла трогать людей: прикасаться, показывать силу давления на глину, выставлять пальцы для разных захватов... Но потом поняла: это точка роста. Сегодня. Прямо сейчас. И пошла в аудиторию.
— А вы в тюрьме сидели, да?
— Эээээ...нет и, надеюсь, не буду.
— А че у вас татуировки?
Меня мучает вопрос: это шутка такая была, или он серьезно?
— А если вдруг сяду в тюрьму, спокойно отсижу положенный мне срок, только глину мне дайте.
Говорить о таких вещах спокойно и честно, на что не зажмутся люди напротив и почувствуют себя людьми равными тебе. Я понимаю, что попасть в тюрьму — элементарно. Особенно, если ты автовладелец. Всякое бывает и все может в миг поменяться с ног на голову. А там, в аудитории, нет прошлого и будущего. Есть только момент. И этот момент мы все проживали без стресса и недопониманий. Стрессов и негатива хватает в любой жизни: на свободе ли, в тюрьме ли.
— А вы в тюрьме сидели, да?
— Эээээ...нет и, надеюсь, не буду.
— А че у вас татуировки?
Меня мучает вопрос: это шутка такая была, или он серьезно?
— А если вдруг сяду в тюрьму, спокойно отсижу положенный мне срок, только глину мне дайте.
Говорить о таких вещах спокойно и честно, на что не зажмутся люди напротив и почувствуют себя людьми равными тебе. Я понимаю, что попасть в тюрьму — элементарно. Особенно, если ты автовладелец. Всякое бывает и все может в миг поменяться с ног на голову. А там, в аудитории, нет прошлого и будущего. Есть только момент. И этот момент мы все проживали без стресса и недопониманий. Стрессов и негатива хватает в любой жизни: на свободе ли, в тюрьме ли.
У меня лепят все, у меня слепой мальчик лепил!
Еще расскажу удивительную историю. Когда один из них во время работы с глиной сказал: «у меня не получается», я ответила: «у меня лепят все, у меня слепой мальчик лепил». Это их всех очень отрезвило, прекратились смешочки и кто-то спросил: «А ему-то зачем?». «А он чем-то отличается?», «Ну он же не будет этим заниматься...», «Какая разница. Мы в тот момент с ним работали с комплексами и страхами, в которые его вогнал ЗРЯЧИЙ и не особо тактичный Мир Людей». Короткая пауза и комментарий от заключенного, его лицо просветлело от осознания: «ААА, ТАК ВОТ ЗАЧЕМ ВЫ СЮДА ПРИШЛИ!?». И я, в привычной, актерской манере, разулыбалась и раскланялась со словами: «Вы думаете я с вами в игрушки тут играю и глину мну, чтоб вы тут все гончарами стали?». В общем, меня раскусили. Сами. Это был мой первый рывок в закрытые головы черных людей. И одна из них открылась в тот момент. А может и не одна...
— А вы еще по колониям поедете, да?
— Да.
— Не надо. Приезжайте лучше к нам.
— А вы еще по колониям поедете, да?
— Да.
— Не надо. Приезжайте лучше к нам.
Оля/Гарри Поттер и Человеческое Начало (примечание: potter-англ. гончар)
Мой черный четверг был душным и долгим. Перед заходом на зону мы долго сидели в кабинете смотрителей, и туда зашла местный психолог, женщина в форме. Познакомилась со мной и принесла тарелку черешни. «Девочки, угощайтесь! Эта черешня из Азербайджана, настоящая!».
У меня звенели руки, я не люблю задержки, особенно в таких местах. Но потом психолог заговорила опять: «Вы знаете, я же после мероприятий подобных всегда беседую с осужденными, мы рассуждаем и обсуждаем произошедшее. И знаете, что удивительно? Они туда приходят не посмотреть на девушку, им ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересно. Они совершенно другие после ваших встреч. Одухотворенные, мыслят позитивно, подвижки в головах заметны, мысли светлые и поведение другое. Многие вдохновляются отсидеть срок досрочно, что-то менять».
У меня звенели руки, я не люблю задержки, особенно в таких местах. Но потом психолог заговорила опять: «Вы знаете, я же после мероприятий подобных всегда беседую с осужденными, мы рассуждаем и обсуждаем произошедшее. И знаете, что удивительно? Они туда приходят не посмотреть на девушку, им ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересно. Они совершенно другие после ваших встреч. Одухотворенные, мыслят позитивно, подвижки в головах заметны, мысли светлые и поведение другое. Многие вдохновляются отсидеть срок досрочно, что-то менять».
После этих слов я осела на стуле. Это было то самое, что так жаждала услышать моя душа. Таков и был мой посыл во всей этой затее. Мягко поучаствовать в жизни этих людей, поспособствовать их развитию, чтобы разрушающие, узкие установки начали расшатываться и выпадать из голов, вместо их зубов. И если предыдущие части моей тюремной истории могли быть плодом моего воображения, то слова психолога мигом развеяли все мои сомнения. Меня сразу отпустило по всем фронтам, руки опять зазвенели. Мы пошли на зону.
Мужчины стояли на крыльце, улыбались и здоровались. Полная аудитория в том числе много новых лиц. Те, кто меня уже видел, все улыбались мне, здоровались, о чем-то спрашивали. Ко мне подошел новый человек, неопределенного возраста с молодыми глазами. Представился Денисом и сказал: «Я хочу попробовать полепить, почувствовать себя Творцом. Как Господь наш». Мне такая реплика сразу врезалась в голову, при знакомстве просто так такие слова не бросают, только если тебя сейчас эта тема не жарит, как курочку гриль. Все комментарии от Дениса были на Божью тему, «Я обрел Бога здесь и чувствую Его» — были его страстные слова. «Я очень рада, Я тоже обрела Его. Только не здесь. Вам есть с кем поговорить об этом здесь? От вас не отворачиваются люди?», «Есть. Не отворачиваются».
Я начала работать с другим человеком, я его уже видела до сегодняшнего дня. У него было очень серьезное лицо и маленькие руки. Пальцы. Из толпы вылетела шутка про «сидеть еще 30 лет», и я, глядя на его руки, задумалась: «что эти руки сделали миру, что его упекли так надолго?»
Мужчины стояли на крыльце, улыбались и здоровались. Полная аудитория в том числе много новых лиц. Те, кто меня уже видел, все улыбались мне, здоровались, о чем-то спрашивали. Ко мне подошел новый человек, неопределенного возраста с молодыми глазами. Представился Денисом и сказал: «Я хочу попробовать полепить, почувствовать себя Творцом. Как Господь наш». Мне такая реплика сразу врезалась в голову, при знакомстве просто так такие слова не бросают, только если тебя сейчас эта тема не жарит, как курочку гриль. Все комментарии от Дениса были на Божью тему, «Я обрел Бога здесь и чувствую Его» — были его страстные слова. «Я очень рада, Я тоже обрела Его. Только не здесь. Вам есть с кем поговорить об этом здесь? От вас не отворачиваются люди?», «Есть. Не отворачиваются».
Я начала работать с другим человеком, я его уже видела до сегодняшнего дня. У него было очень серьезное лицо и маленькие руки. Пальцы. Из толпы вылетела шутка про «сидеть еще 30 лет», и я, глядя на его руки, задумалась: «что эти руки сделали миру, что его упекли так надолго?»
Для обжига нужно 1000 градусов по цельсию. Такая температура есть только в моей муфельной печи и в аду.
Во время занятия с нами сидела тот самый психолог. Мы философствовали и обсуждали все в реальном времени. «ЧЕЛОВЕК ПРИХОДИТ К БОГУ ЧЕРЕЗ СТРАДАНИЯ» — сказал Денис из своего угла. Я повернулась к нему и спокойно сказала: «Это лишь один вариант пути из миллионов. Он не единственный. Нас на планете великое множество и глупо думать, что всем обязательно страдать для духовного роста. Мой путь начался из БЛАГОДАРНОСТИ. Благодарности за семью, в которой я родилась, за близких, за мою голову и все мои внутренние качества, таланты и недостатки, которые оказались сильнейшими козырями в последствии. Благодарность за то, что я нашла свое дело, и могу им делиться и меня это качает, и эта волна кача вынесла меня и к слепым детишкам, а потом и к вам. Не каждого человека жизнь приводит в колонию, подобно вашей. И это все происходит искренне и само собой».
«А еще пост прочищает мозг! Попостишься и сразу новый человек» — сказал Денис. Я, Денис и психолог были действующими актерами на маленькой сцене для двадцати человек. Все слушали наш разговор. Кто-то из толпы задавал вопросы, кто-то выдавал высокофилосовские заключения и я тоже ставила галочки в своей голове, отмечая, что ЧЕЛОВЕК ЭТО ОЗВУЧИЛ. А другие УСЛЫШАЛИ.
Мы развивали гончарную тему, как потенциальную занятость для осужденных, я сказала: «Для обжига нужно 1000 градусов по цельсию. Такая температура есть только в моей муфельной печи и в аду».
— Ну тогда мы там и обожжем, — проскочила самоироничная шуточка справа.
— Неплохо-неплохо.
Психолог умело подхватывала мои примеры из жизни и развивала тему йоги, вегетарианства и практики служения, которую я избрала для себя. В сосредоточенные, открытые уши влетала высокая информация, которая имела шанс осесть, а не вылететь в трубу одинаковых дней.
Я смотрела на лица, обращенные ко мне, мне было без разницы, что за душой у каждого из них, это уже в прошлом. И важно не закапывать этих людей в их прошлом, а показать,что будущее есть. И покаяние, осознание-оно приходит не через отсечение от мира. А через работу с головой.
Третий человек сразу сказал, что он не про это все ручное, у него не получится и прочее... он слепил сложнейшую вещь и сразу понял, как обращаться с глиной, разбив на глазах свою же иллюзию.
Некоторые заключенные проводили нас до ворот, Вадим-художник, как и в предыдущие два раза, любезно взял тяжелый пакет с глиной и донес до самого выхода с зоны.
Сидя в кабинете смотрителей мне сказали, что сделал человек с маленькими руками. Статья 105 прозвучала 8 раз. Он убил восьмерых.
*** Продолжение следует.
«А еще пост прочищает мозг! Попостишься и сразу новый человек» — сказал Денис. Я, Денис и психолог были действующими актерами на маленькой сцене для двадцати человек. Все слушали наш разговор. Кто-то из толпы задавал вопросы, кто-то выдавал высокофилосовские заключения и я тоже ставила галочки в своей голове, отмечая, что ЧЕЛОВЕК ЭТО ОЗВУЧИЛ. А другие УСЛЫШАЛИ.
Мы развивали гончарную тему, как потенциальную занятость для осужденных, я сказала: «Для обжига нужно 1000 градусов по цельсию. Такая температура есть только в моей муфельной печи и в аду».
— Ну тогда мы там и обожжем, — проскочила самоироничная шуточка справа.
— Неплохо-неплохо.
Психолог умело подхватывала мои примеры из жизни и развивала тему йоги, вегетарианства и практики служения, которую я избрала для себя. В сосредоточенные, открытые уши влетала высокая информация, которая имела шанс осесть, а не вылететь в трубу одинаковых дней.
Я смотрела на лица, обращенные ко мне, мне было без разницы, что за душой у каждого из них, это уже в прошлом. И важно не закапывать этих людей в их прошлом, а показать,что будущее есть. И покаяние, осознание-оно приходит не через отсечение от мира. А через работу с головой.
Третий человек сразу сказал, что он не про это все ручное, у него не получится и прочее... он слепил сложнейшую вещь и сразу понял, как обращаться с глиной, разбив на глазах свою же иллюзию.
Некоторые заключенные проводили нас до ворот, Вадим-художник, как и в предыдущие два раза, любезно взял тяжелый пакет с глиной и донес до самого выхода с зоны.
Сидя в кабинете смотрителей мне сказали, что сделал человек с маленькими руками. Статья 105 прозвучала 8 раз. Он убил восьмерых.
*** Продолжение следует.
Оля работала в колонии в рамках социально-культурного проекта арт-галереи «Диас» — «Наедине с искусством». Уже два года в нем принимают участие творческие люди, которые приезжают в колонии Иркутской области для того, чтобы заниматься с заключенными: проводят мастер-классы по живописи, лепке, актерскому мастерству и другие.